Гений русского сыска И.Д. Путилин - Страница 28

– Я-с матушка, попадья.

– Так вы вот что, матушка, пойдите к вашему супругу… Он спит?

– Почивает…

– Будите его скорей, скажите, что из Петербурга гусар приехал с барышней… Он знает, по какому делу…

Но будить матушке батюшку не пришлось. Очевидно, он или кого-нибудь поджидал, или же сон его был очень чуток. Дверь распахнулась.

– Иди, иди! Не твоего ума тут дело… – бросил старый-престарый священник своей попадье.

Та, однако, терзаемая, по-видимому, злейшим любопытством, выглянула и всплеснула руками.

– Военный! Невеста! Батюшки святы! И быстро скрылась.

На лице священника, вышедшего в одном подряснике, изобразилось некоторое удивление при виде Путилина.

– Ну, вот, батюшка, доставил вам невесту. Позвольте представиться: однополчанин моего друга, полковник Путилин.

– Весьма приятно-с… Польщен честью. Изволили сказать: Путилин? Не родственник нашему замечательному начальнику сыскной полиции Ивану Дмитриевичу Путилину, проникновенно раскрывающему самые тщательные дела? Путилин усмехнулся.

– Нет-с, батюшка, не состою в родстве.

Я, несмотря на все мое необычайное положение в роли и костюме невесты, еле удержался от смеха.

– Простите уж великодушно, что стою перед вами в столь неприглядном виде… – пробормотал престарелый иерей. – А скажите, пожалуйста, какую же из двух невест изволили вы привезти?

– Как которую из двух? – в сильнейшем изумлении вырвалось у Путилина.

На этот раз в голосе моего друга я ясно различил нотки не притворного, а искреннего удивления.

«Что все это означает?» – пронеслось у меня в голове.

– Так-с, ведь сейчас двух будем окручивать… – улыбнулся престарелый иерей.

Путилин провел рукой по лбу (этот жест он всегда употреблял, когда его что-либо сильно озадачивало) и вдруг громко рассмеялся.

– Невесту первого, обратившегося к вам, батюшка!

Хохот Путилина был настолько заразительно веселым, что батюшка и сам тихо рассмеялся.

– Девицу Сметанину, значит? Ах, бедокуры, вы, бедокуры! Эдакие вы фортели выкидываете! Нагорит мне здорово за ваши гусарские проделки…

Путилин расхохотался еще пуще.

– Однако, батюшка, я думаю, что коляску следовало бы ввести во двор… Неравно, кто увидит… хоть и рано еще, всего четвертый час в начале, а вдруг кто проснется.

– Верно, верно… – смущенно залепетал иерей. – А невестушка?

– Я ее сейчас высажу, и мы подождем вас здесь, у крылечка.

– А в горницы? Милости просим, в горницы…

– Нет, не беспокойтесь… Мой друг ведь говорил вам, когда мы приедем? Когда назначено венчание?

– Да часов в пять утра, а может, и раньше. Они, ведь как вам известно, вместе приедут…

– Да, да… Но он просил меня прямо привести невесту в церковь. Уж вы будьте добры, батюшка, одевайтесь скорее… Времени терять нельзя…

– Да, да… сейчас… сию минуту… Ах, Господи…

Путилин подошел ко мне, помог мне высадиться из коляски и накинул на меня шинель.

– Въезжай в ворота! – отдал он приказ кучеру. – Сейчас их откроют.

– Иван Дмитриевич, голубчик, хоть одно слово… В чем дело?

– Я знал одно, но не ожидал другого. Помилуй Бог, вот нежданность, погонишься за одним зайцем – поймаешь двух.

Вскоре ворота раскрылись. Коляска въехала туда. На пороге домика появился священник с таким же дряхлым стариком в подряснике.

– А это пономарь – псаломщик мой. Пожалуйте!…

Глава VII. В церкви, в ожидании свадебного поезда

– Ну, Кузя, отворяй с Богом!

«Кузя», которому было лет за семьдесят, отпер большой замок на железной двери, раскрыл ее, и мы вошли во внутренность церкви.

Миром, покоем, святой тишиной повеяло на нас.

Церковь была маленькая, бедная. Тут не сверкали золотом и драгоценными камнями скромные ризы икон, тут не было нарядных ковров, серебряных паникадил… Но зато тут была масса воздуха, света.

Лучи солнца врывались через окна и заливали храм золотыми потоками.

– Ну, Кузя, приготовляй… – обратился к псаломщику батюшка.

Путилин посмотрел на часы.

– Да, теперь надо скоро ожидать.

– Мне-то недолго облачиться… Скажите, барышня, вы конечно, по доброй воле идете под венец? – вдруг обратился старенький священник ко мне.

Я, твердо памятуя приказание моего друга, молчал.

– Вы не удивляйтесь, батюшка, что невеста молчит… – Сами понимаете: волнение… тревога… утомление… А только Сметанина идет, безусловно, по доброй воле. Да, впрочем, кто же таким романтическим образом, уводом, венчается не по любви?…

– Это вы точно сказали, господин полковник… – мягко, тихо рассмеялся старый батюшка. – А вы, извините, как полагаете, почему я решился на такое венчание?

– Чрезвычайно добро и любезно с вашей стороны… хотя и рискованно… – пробормотал Путилин.

– Вы, может, полагаете, что я на деньги польстился? Нет, полковник, из-за денег я не пошел бы на это дело. А вот случай был со мной один в моей долгой священнической службе.

Лицо симпатичного иерея омрачилось.

– Какой же случай, батюшка?

– А такой, изволите видеть. Вот как бы теперь, к примеру сказать, обратился ко мне один молодой человек. «Повенчайте, – говорит, – ради Бога, нас батюшка, без бумаг невесты. Свадьба, – говорит, – уводом. Мы любим друг друга, а родители невесту мою за другого прочат». Я наотрез отказался. Ни за что, говорю, нипочем! Он аж в слезы. «Что ж, – говорит, – нам делать? Так взять ее жить – только ославишь, сраму предашь; ждать – за другого волоком потащат в церковь. С деньгами да с бумагами в порядке кто же не окрутит?» Так я и отказался. Ушел мой бедный молодой человек, а через неделю я в газете прочитал, что он застрелился. Поверите ли, оторопь, жуть, тоска взяла меня. Мой, думаю, ведь это грех. Повенчай я их, ничего бы этого не случилось. Долго мучился я и тогда же решил, что ежели ко мне когда кто иной еще обратится с такой же просьбой, уважить сию просьбу, обвенчать. И вот-с, спустя столько-то лет случай и выходит с вашими знакомыми. Я-с даже обрадовался: грех старый сниму с души. А денег мне не надо: нам со старухой моей, попадьей, жить немного осталось, хватит…